РАН <…> была квазиминистерством фундаментальной науки. Но теперь она осталась просто экспертным сообществом, клубом ученых. И это действительно радикальное изменение, которое произошло, причем несколько неожиданно для всех.

— И для вас?

— Если бы год назад меня спросили, будем ли мы здесь сидеть и обсуждать такую глубокую реформу РАН, я бы в этом сильно усомнился. Я всегда это предлагал сделать, но не имел четких планов по срокам и деталям. Но когда эти изменения стали всерьез обсуждаться, мы скоординировали позиции с разными людьми — и с Андреем Фурсенко, и с коллегами по правительству. Все поняли, что мы единомышленники и у нас нет абсолютно никаких расхождений. И с учетом разных политических факторов решили, что нужно действовать сейчас, быстро. Были выборы в РАН, у академиков появился новый президент — и все это удалось быстро сделать.

— А кто именно настоял на таком резком развитии реформы? Кто конкретно сказал, что действовать надо здесь и сейчас?

— Смотрите, я же предлагал реформу еще в 2005–2007 годах, когда работал в министерстве, но тогда я оказался фактически один с этой идеей. А теперь Андрей Александрович Фурсенко пришел в администрацию президента и начал заниматься там научной политикой. Раньше ведь этого направления там вообще не было — люди отвечали за внутреннюю политику и не были специалистами в конкретной научно-образовательной области, что естественно. А сейчас такие специалисты появились, мы скоординировали свои позиции и поняли, что знаем, как действовать — и действовать быстро. У нас все очень хорошо получается, когда правительство и администрация президента действуют синхронно.

Читать интервью полностью: Коммерсант